Светлана Соколова
рассказы
Хорошо, что ты есть!
«Я люблю тебя не за то, кто ты,
а за то, кто я, когда я с тобой»
Габриэль Гарсия Маркес
– И еще: береги себя! Пусть не для меня… Только живи!.. – расслышала она сквозь вокзальный шум.
Он медленно удалялся, стоя на подножке скорого поезда, уносящего его навсегда от любимой женщины. Состав набирал ход. Слезы в его глазах… Это не признак слабости. Он никогда не стеснялся своих слез, называя «солнечной аллергией». Хотя нередко обострение «болезни» происходило в дождливую и пасмурную погоду. Это был естественный выход нахлынувших чувств и нестерпимой тоски.
Она стояла на перроне с букетом красных гвоздик, прижимая их к груди. Новенький авторский диск, подаренный им, сверкал в ее руках, озаренный нежным сентябрьским солнцем, словно свет маяка в буре повседневности. Ей было больно смотреть на романтичного, еще не утратившего юношеской бодрости человека, такого близкого и далекого. Было жаль того, что ушло безвозвратно, той жизни, полной встреч, разлук, всплеска эмоций радости и грусти, всего того, что было связано с ним. Она чувствовала вину, что явилась причиной прекращения отношений. Ей бы раньше решиться, но никак не могла. Каждый раз, когда они расставались, находила повод для мелких ссор. Потом долгое выяснение отношений и сладость примирения. Последние два года она врала и себе и ему, продолжая, как поется в одной песне, «агонию любви». Это в первые полтора-два года она сходила с ума. Даже вначале появлялось желание связать свою судьбу с его. Разум останавливал, хотя для пущей убедительности позволяла себе укорять его за бездействие. Впрочем, это была уже надуманная сказка, в которую ей хотелось верить. А он верил. Обещал, строил планы и сомневался, взвешивал «за» и «против». Приводил в оправдание неоспоримый аргумент, что не может бросить женщину, с которой прожил всю жизнь. Или уже заподозрил что-то неладное? Она не вникала. У нее и так были сложные отношения с бывшим мужем. А последние свидания стали ее сильно напрягать. Его эгоизм, самовлюбленность, жалобы стали раздражать. Она удивлялась себе, как раньше не замечала в нем этого. Да и не все ли равно теперь?
Они знали друг друга с юности. Почти каждый день встречались взглядами на лекциях, проходили мимо, не обменявшись и несколькими словами за пять лет учебы. Это потом, на очередной встрече выпускников жизнь вознаградила их сильным и страстным чувством, от которого не было спасения. Они оба жаждали чистой и светлой любви. И она обрушилась как ураган, как вихрь. Закружила в своем танце. Это были дни и годы восхищения, полета, озарения, нежности, искренности…
– У меня никогда не было и не будет такой прекрасной женщины, как ты. Настоящей женщины! – повторял он при каждой встрече.
И хотел делиться новым состоянием души со всем миром. С друзьями, с соседями, с коллегами по работе, с хорошими приятелями, со случайными знакомыми в надежде на понимание и поддержку. Но одни одобряли его, проявляли неподдельный интерес, у других – зависть. Потом понял, что этот островок нежданного счастья должен принадлежать только им двоим. Он укрывал, отогревал и хранил.
* * *
Встретившись в вестибюле института, спустя несколько лет, они даже не сразу узнали друг друга. Он пришел раньше и общался с девчонками. Она появилась со своей лучшей подругой Элей. В черном костюме. Маленькая, изящная, с грустными, ждущими тепла глазами. Ее привела сюда из другого города какая-то непреодолимая сила. Несколько раз подряд не принимала приглашение на встречу, а тут по первому зову однокурсницы, не смотря на сдерживающие обстоятельства, все же приехала. Объятья! Восклицания! Разговоры. Кто-то вдруг спросил:
– Юлька, а ты узнаешь этого молодого человека?
Она повернула голову. В сторонке стоял мужчина приятной внешности, высокий, спортивного телосложения, в светлом летнем костюме. Притягивала его открытая сияющая улыбка. После затянувшейся паузы, он с восхищением произнес:
– Журавлева?.. Юля, ты что ли? Какая стала… Не узнать!
Она, смущенно всматриваясь, неуверенно выдохнула:
– Костя? Э-э-э…
– Лазутин! – радостно подхватила Марина и засмеялась.
– Да. Точно, он… Изменился…
– А ничего, – оценивающе отметил он про себя, но сказал, – А ведь была светленькая, с пышной косой… Теперь шатенка… Да…
– Ты тоже не такой, как прежде. Помню тебя хиповым: в кожаном пиджаке, в джинсах, с длинными волосами…
– Он у нас теперь чиновник областного уровня. Бо-о-льшой человек! – вновь вмешалась Марина.
Потом была экскурсия по корпусу факультета, встреча с преподавателями в музее... Столько воспоминаний!
Со всего выпуска собралась треть его лучшей половины. Представителем другой его половины был Костя. И только в бистро присоединился Сашка, а потом прибежал Алексей.
Когда стали рассаживаться за столики, Костик не успел занять место рядом с Юлей. А так хотелось, как бы случайно, оказаться возле. Пришлось открыто просить Вику и Катерину подвинуться, что бы сесть между ними, как раз напротив.
– Тот мужчина, что сел со мной рядом будет на этом вечере моим, – писклявым голосом заявила Катерина.
– Нет, уж – моим, – капризно надув губы, сказала красавица Виктория.
– Вы обе ошибаетесь, – с таинственной улыбкой, без всякого подтекста ответила Юлия, – этот мужчина будет моим.
– Девочки, не надо ссориться, я успею за всеми вами поухаживать! – пошутил однокурсник, еще не подозревая, что был всецело поглощен женщиной напротив.
А она была естественна в своем поведении и притягивала неподдельным смущением, и тем, как, опуская ресницы, отводила взгляд в сторону. Он любовался ею, когда после застолья начались танцы. Ее движения завораживали. Но опять ему не давали назойливые сокурсницы приблизиться к ней, успевая пригласить его раньше. Он не смел отказать дамам. И только Костина находчивость и сообразительность позволили оказаться рядом и прикоснуться к ней под мелодию старой песни «Там, где клен шумит», которую он заранее заказал…
Вечер был интересным. Ночь пролетела быстро. Встретив рассвет в парке, все разошлись, обменявшись телефонами и адресами. Костя вместе с Элькой проводили Юлю на вокзал. В поезде она так и не уснула, как ни старалась. Впечатления захлестывали. Она боялась верить, что ее предчувствие перед поездкой, ее ожидание какого-то нечаянного счастья сбывается. Даже своими мыслями женщина боялась прервать ту тонкую нить взаимности, что возникла между ею и Костей.
* * *
– Юлия Викторовна, Вас к телефону, – почему-то шепотом пригласила коллега в понедельник утром, – мужчина…
В трубке бархатный мужской голос настолько взволновал ее, что это заметили все в отделе. Ей пришлось рассказать о встрече выпускников и об однокурснике. Врать она не умела, да и нечего было скрывать. Но телефонные звонки стали каждодневными. Она уже ждала их. А он звонил, чтобы еще раз насладиться тембром ее голоса.
Через полтора месяца Константин пригласил Юлию на первое свидание. Как он готовился! Переживал, вдруг она передумает и не приедет? Но все прошло так невообразимо романтично.
Как незаметно время пролетело!
И сутки страстной встречи позади.
И лишь в ночи звучит проникновенно:
– Не уходи, не уходи, не уходи…
Действительно, за сутки произошло столько событий, что можно было сравнить с последними десятью годами ее жизни, из которых одним развлечением была дорога из дома на работу и обратно. Ей показалось, что вовсе не жила до этого, а так существовала. Работа на износ, воспитание двоих детей, не идеальный, скажем мягко, муж, семейные ссоры – другого Юлия не знала. Да и праздники с выходными проходили в суете и заботах. Считала, что все живут одинаково. Она давно догадывалась, что все не так в ее семье. Но никто не посоветовал, не подсказал. Нарастало напряжение. Появилось желание изменить к лучшему свою беспросветность. Ночами, уложив детей, уходила на кухню – сочиняла стихи, чтобы заполнить душевную пустоту. Хотелось тепла, заботы, любви. Муж пропадал на работе и еще бог знает где. Свои частые приходы поздно ночью с запахом перегара и женских духов объяснял тем, что ему по долгу службы приходится встречаться с разными людьми, выпивать. Потом он совсем спился. Перестал отчитываться перед ней, когда исчезал на сутки-двое. Она не спала, ждала. Выскакивала темной ночью на улицу, всматриваясь в темноту, прислушивалась к звукам автомобилей, к голосам. Расстроенная возвращалась к дочери, к сыну. Они были ее смыслом жизни. Но безысходность изматывала душу.
У Кости было по-другому. Все было хорошо. Со стороны их считали прекрасной семьей. Но только с виду. Не было взаимопонимания. Жена не стала той единственной, о которой он грезил. Родители воспитывали единственную дочь до почти полного эгоизма. В замужестве ее не прельщали обязанности жены и хозяйки дома. Готовка, уборка, стирка – не для того хотела тратить она свою жизнь. Золотая медаль по окончании школы, институтский диплом с отличием сулили ей большое будущее. Но дальше этого не пошло. Чтобы как-то реализоваться, старалась уйти подальше от реальности в другой мир. Это ей удавалось: создала чат в Интернете, организовывала встречи с виртуальными знакомыми. А в семье не было тепла и уюта, о котором мечтал он.
– Она неплохой человек, – утверждал мужчина, – но изначально не моя. Ведь в первую же брачную ночь, чтобы не беспокоить ее сон, я в сердцах переоделся в спортивный костюм, натянул кроссовки и побежал в парк. Уже тогда все было ясно… Но я не хотел, чтобы мой сын, как и я, вырос без отца.
Порой он срывался и устраивал истерики. Взрослый сын, избалованный многочисленными бабушками, противоречил, пытался поучать отца, а жена не становилась на сторону мужа, чтобы поддержать его позицию. Поэтому появление Юлии в его жизни было спасением. Он встретил родственную душу, жаждущую того же, чего и он. В письмах к ней Костя высказывал свою боль и свои новые, не вмещающиеся в сердце, эмоции. С замиранием женщина открывала конверты и погружалась в сладостный сон чувственного мира, от которого вокруг становилось ярче, светлее. С восторженным порывом отвечала тем же.
– Как хорошо, что ты есть у меня! – с благодарностью писала она в самом начале их переписки.
А он купался в эмоциях, в лучах ее света, творил. Писал ей стихи, посвящал песни. За эти годы написал самые лучшие свои произведения.
Они как две половинки одного целого создавали ореол тончайшей гармонии. Окружающие их люди чувствовали себя легко рядом с ними, тянулись к ним. У них появился свой круг друзей, знакомых. Это была их маленькая тайна, вторая жизнь: наполненная и восхитительная.
В своей любимой кафешке они за бокалом красного вина коротали счастливые минуты нечастых встреч. Он совершал для нее непредсказуемые трогательные поступки. А она воспринимала все так, словно в ее жизни никогда подобного не случалось. Раз в одном уютном ресторане Костя сел за фортепьяно, и обращаясь к Юле, исполнил романс Дениса Давыдова: «Я вас люблю, как мне любить вас должно…». Потом подошел и поцеловал руку на глазах завороженной публики, смотрящей на эту красивую пару кто с завистью, кто с изумлением. Юля называла его «рыцарем в печальных доспехах». А она была дамой его горячего сердца.
Провожая свою Даму на вокзале, Костя мог долго и упорно бежать за поездом, ускоряя бег до тех пор, пока мелькало в окне родное лицо.
– Во, мужик дает! Опоздал что ли? – волновался кто-либо в вагоне.
– Нет! Это он провожает… женщину… – с завистью отвечала его спутница.
– Никогда не видел такого в жизни, только в кино,.. – косясь на сияющую от счастья Юлю, продолжал мужчина.
На 8 Марта Юля неожиданно получала через общего знакомого букет красных гвоздик с подписью «От любящего мужчины». А ко дню рождения в ее адрес по городскому радио звучали поздравления и его песни… Он всегда хотел сделать для нее что-то доброе, хорошее, светлое.
Они дали друг другу то, чего никогда не было в их той – не скрытой от посторонних глаз жизни. Они жили и дышали друг другом.
– Спасибо, что ты есть, – спустя несколько лет произнесла она, глядя в его лучистые глаза.
– Раньше ты говорила по-другому, – отметил он. – И тебе, спасибо, за то, что ты есть у меня и вообще на этой земле…
* * *
Юля еще недолго смотрела на удаляющуюся фигуру. Медленно повернулась, и уверенным шагом пошла по перрону. Она старалась ни о чем не думать. Ей надо было домой. Надо было приготовить ужин и встретить сына, который еще утром уехал с классом на экскурсию.
Как она не хотела, все же в голове крутились полные угроз и оскорблений слова, стегающие с монитора жесткими строчками. Она не станет отвечать тем же. Просто, прекратит переписку со случайной виртуальной знакомой, не знающей земного женского счастья. Не знающей настоящей любви…
– Мне очень жаль, – прошептала Юлия, пристраивая на компьютерный столик цветы в хрустальной вазочке – Не моя вина в том, что я любима, а ты – нет… Я возвращаю его тебе… Будь с ним счастлива, если сможешь…
Она без сожаления удалила старый почтовый электронный ящик. На авторском разделе сайта поместила свое любимое стихотворение.
Любимых глаз очарованье…
Вокзала суетный причал
меня приветливо встречал,
благословляя миг свиданья.
И был недобрый взгляд во след
от тех, кого любовь не грела –
быть может, просто не успела.
Вины здесь нашей, право, нет.
Спасибо Богу, что ты есть,
что ты один такой на свете.
И в пасмурном, далеком лете
одна благая будет весть:
что чувств больших не погасить,
не расплескать души порывы.
Мы будем молоды, красивы,
пока нам хочется любить!
Из далёкого лета
1.
Телефон в кармане спортивной куртки, брошенной на заднее сидение, орал, как сумасшедший.
«Очередной вызов... Подождут...»
Она специально остановила машину на обочине, у перелеска... Захотелось дать себе передышку. Курила, глядя в никуда... Машинально сбрасывала пепел в открытое окно.
Старенькая, видавшая виды «motorola» не унималась.
– Ну, что ты надрываешься? – с хрипотцой в голосе, как часто бывало у неё от табачного дыма, проронила она, – Видишь, занята...
Она обращалась к телефону, как к давнему другу, которому можно было поведать самое сокровенное. Очень многое связывало их... Это был последний подарок, сделанный мужем на восьмое марта... Перед самой аварией... Знакомые советовали поменять «допотопный сотик» на что-нибудь «покруче».
– Не к лицу преуспевающей предпринимательнице, я бы сказала даже бизнес-леди, такой отстой! – методично повторяла старая приятельница, – Да и машину пора сменить. Далась тебе эта «Нива».
– А зачем? Они прекрасно выполняют свои основные функции, вполне просты и удобны... – отшучивалась она. Ей не важен был внешний лоск. Расстаться с дорогими сердцу вещами означало предать, потерять часть себя... – За шесть лет мы срослись, как сиамские близнецы. И никакая я не леди, а рабочая лошадка. Пашу, как папа Карло.
– Придумаешь, тоже... Всё течет, всё изменяется! А ты, как не от мира сего. Сегодня важен имидж! Надо жить по принципу: «Не вещь для человека, а человек для вещи». Или, может, наоборот? В общем, ты меня поняла...
... Загасила окурок в пепельнице, не глядя на номер, сняла трубку.
– Слушаю...
– Наконец-то! Битый час дозваниваюсь... – дребезжащий голос давал понять недовольство собеседницы, – Ты почему не отвечаешь?!
– Не могла, – тускло сказала она. – Сложная операция... два вызова в пригород... У тебя что-то серьезное?
– Серьезнее не бывает! – в трубке послышалось явное хлюпанье и подвывание, – Гоша заболел... Сидит в клетке, нахохлился, отказывается от пищи...
– Чем кормила?
– Как обычно, специальным кормом для кенаров. Ничего лишнего... Всё по твоим советам...
– Оперение ломкое? Сильно осыпается?
– При чём тут перья? Он – не поёт!...
– Понятно...
– Что «понятно»? Он выживет?
– Скоро буду... А сколько вре…
Короткие гудки оборвали фразу.
– М-да… Лариса в своём репертуаре… – вздохнула она.
Ночь... Чуть больше половины первого... Но это не спасало от жары и духоты. Почти весь июнь стоял зной, не свойственный средней полосе. Природа пребывала в напряженном ожидании дождя. Где-то совсем рядом вспыхивали зарницы...
Машина завелась, как принято говорить, с полуоборота, плавно тронулась. Рука непроизвольно щелкнула кнопку автомагнитолы. Диктор порадовала:
– Завтра, 27 июня, столбик термометра понизится до 28 градусов... солнечно... кратковременные дожди...
«Стоп! Как я могла забыть? Сегодня Леонид приглашал на свою первую выставку. Я же обещала прийти. Надо хотя бы позвонить, поздравить. Он шёл к этому столько лет... А я... Ладно, извинюсь... он поймёт...»
Телефон укоряюще зазвенел снова.
«Это он! Как нехорошо получилось...»
– Алло!
– Привет, сеструха, – радостно-заплетающимся языком вывел двоюродный брат Сергей, – А мы тут с дяденькой на фуршете... Он молодец! Картины достойны Эрмитажа! Пришли такие люди... Отличные отзывы... А что тебя нет? Зазналась?
– Привет, – глухо отозвалась она. – А ты какими судьбами? Вообще-то, я бы хотела поговорить с ним ... Передай ему трубку...
– Что, со мной не хочешь? Конечно, я не идеал, но родственников ценю и люблю... по-своему...
– Ирина, привет! Ты почему не пришла? Я так тебя ждал! Мне очень важно твоё мнение...
– Лёня, я за тебя очень рада. Поздравляю! Завтра всё объясню. Нет... Сейчас не могу. Завтра обязательно... Ало! Ало! Хм, разъединили...
Яркая вспышка ослепила улицу, грянул гром. Первые крупные капли застучали по крыше машины. Сначала как-то робко, а потом сильнее и сильнее. Едва успела закрыть окна, как накатил такой ливень, что «дворники» не успевали сбрасывать воду со стекла.
Белого света не видать, как бы сказала сейчас бабушка, – со вздохом произнесла она.
На сердце стало не спокойно... «Как только появляется этот Сергей, то жди неприятностей, С детства так... Хотя, отчасти, благодаря ему, я впервые серьёзно задумалась о выборе профессии. Сколько ж прошло? Лет двадцать, не меньше... Как раз в это время... Вспомнилось же... Да, наверное и в самом деле, – не бывает худа без добра...»
Шум дождя всё больше погружал её в то далекое лето...
Человеческая память устроена так, что каждый раз выхватывает нас из устоявшегося ритма жизни и заставляет заново пережить то, что уже пережито в беззаботном детстве, в мятежной юности. Быть может потому, что в душе мы остаемся теми же мальчиками и девочками, ждущими чуда. И оно приходит именно тогда, когда уже не надеешься.
2.
...Соскочив с подножки пыльного автобуса, парнишка лет пятнадцати поправил на плече сумку и проворно зашагал по хорошо знакомой улице. Первый курс учёбы в техникуме – позади. Он торопился порадовать родителей своими успехами и весело провести каникулы. Ещё издали приметил у соседского забора худенькую склонившуюся фигурку. Это была дочь старшего брата. Она закончила четвертый класс и приехала погостить. По-старушечьи скрестив руки на груди, Иришка сосредоточенно смотрела в одну точку. Лёнька тихо подкрался сзади и резко схватил её за хрупкие плечики.
– Что стоишь здесь? – шёпотом спросил он.
Вздрогнув от неожиданности, она повернулась, подняла голову. В её больших заплаканных глазах василькового цвета был не испуг, а мольба.
– Ты что, испугалась? Я не думал, что ты так … Я хотел пошутить, – пытался оправдываться он.
– Я не испугалась вовсе. Вон... видишь, – всхлипывая, отвечала она, махнув рукой на черный бугорок земли посреди жгучей крапивы.
– Что здесь?
Лёнька подошел ближе.
– Это... это... злая тётка... котят закопала... слепые ещё... Они же помрут...
Он все понял. Откуда же городской девочке было знать, что кошек в хозяйстве заводили только для ловли мышей. А котят появлялось на свет много. Бегать по деревне и раздавать их по соседям и знакомым было хлопотно. Да, и добра такого у всех – завались! Вот и избавлялись: кто как мог, но чаще топили. Лёнькин отец делал это незаметно от детей. Они твердо верили, что кошка спрятала своих крепышей подальше, пока подрастут, чтобы их никто не мучил. А потом она приносила других...
Из-под земли донеслись пищащие звуки. Лёнька поморщился.
– Какая тётка? – бросил он небрежно, хотя прекрасно знал соседскую тетю Зою, что каждый раз поступала только так. Её жестокость не знала границ. Свою собаку она била металлическим прутом, а детей наказывала за малейшее непослушание.
– Та, что рядом живёт. Она побросала их в яму,.. да ещё притоптала... Лёнь, давай их спасем, – неуверенно попросила племянница.
– Ну, я не знаю... – мялся дядя-подросток, – А куда мы их денем? Мамка и так ругается, что у нас две кошки и кот... Кто их кормить будет?
– Я знаю, что с ними делать... А бабушке мы ничего не скажем. Она даже не догадается... А?
У Лёньки было доброе сердце. И оно сжималось от боли и жалости к этим беспомощным существам.
– Посмотри, где бабушка. Если что, мяукнешь три раза. А то влетит обоим...
Иринка заговорщически махнула головой. Огляделась. Бросив сумку на землю, Лёня быстренько метнулся в палисадник и вернулся с лопатой. Аккуратно снял верхний слой земли. Потом руками вместе освободили от грязи помятые крохотные комочки, упорно борющиеся за жизнь. Они карабкались к свету, хватали воздух розовенькими ротиками. У одного была рассечена лапка, из неё сочилась кровь.
Девочка шустро отряхнула всех, бережно сгребла в подол платья и устремилась через калитку к сараю. Путь ей преградили злобные индюки, которые наводили своим видом и гоготаньем такой ужас, что сковывалось сознание.
– Не бойся! – уверенно сказал Лёнька.
Бросил лопату в огород и, как ни в чем не бывало, прихватив свою ношу, вошёл в дом.
Отважная спасительница закрыла на мгновенье глаза, пробежала мимо надутой троицы, вскарабкалась по лестнице на сеновал. В самом углу на ветхом куске ватника лежала кошка Настя со своими котятами. Она продолжала вылизывать их, когда Иришка подкладывала ей бедных страдальцев. Те, учуяв запах молока, нагловато стали отталкивать сытых собратьев. Найдя соски, жадно прикладывались к ним, мурлыкали и упирались лапками в пушистый кошкин живот. Через несколько минут кормилица встала, потянулась, выпрыгнула прочь. А пушистый клубочек из шести котят остался мирно сопеть. Иринка умиленно смотрела на их смешные мордашки, и её сердце переполняла радость. «Это я их спасла! Я!» – гордо думала она.
– Внученька-а, ты где? Завтрак давно готов, – послышался зов со двора.
– Я здесь. Я уже иду... Я тут... кладку яиц нашла. Все забирать?
– Оставь одно... И быстро за стол! – скомандовала бабушка.
Непоседа скоро соскочила по лестничным перекладинам. Выложила поклажу в корзинку. Вымыла руки и присела за стол.
– Все озорничаешь... Ешь, давай! Поправляйся уж. Кожа да кости. В чем душа-то держится? Я давно блинов напекла, да картошки сварила... А ты все бегаешь. Вот, бери сметанку...
– Я сейчас всё съем. Я такая голодная!
Пока ели, бабушка интересовалась, не видала ли она кошку, что где-то котят окатила и прячется и, что надо бы их найти.
– На чердаке их нет! – уверенно ответила внучка, испытывающее взглянув на Лёньку, который не отвел взгляда в сторону – Там птички на самом верху гнездо свили. Птенцы пищат... Я наблюдала.
– Скажу деду, пусть в сарае или в дровянике поищет... Вот молочка поешьте…
– Ты оставь, бабуль, я потом попью, – схитрила девчушка, сверкая веселой улыбкой, – только накрой кружку салфеткой, чтоб мухи не купались. Она придумала, как будет выхаживать своих питомцев.
После завтрака Иринка откопала в коробке из-под обуви, где лежали лекарства, маленькую оранжевую спринцовку. Три раза в день по очереди подкармливала из неё котят. Но первым делом смазала несчастному ранку йодом, перевязала тряпочкой. Через несколько дней сиротки окрепли, поправились, догнали «братьев» и «сестёр». Через неделю открыли глазки. Стали более ярко и выразительно проявлять свою индивидуальность. Как любящая мама, всё подмечает за детьми, так и она нарекла каждого по их неповторимым повадкам. Пушок оказался самым маленьким и робким. У ослепительно-белой Снежинки только «носочки» были чёрными. Непоседа слыл не в меру любопытным, быстрым и ловким. Пугливая серенькая Дымка вела себя сдержанно и не доставляла беспокойства. Задира цеплялся к остальным, чтобы поиграть, дрался и сильно царапался. Трехцветная красавица Принцесса обладала независимым характером. Настя всем одинаково дарила заботу и ласку. Здесь не было своих и чужих. Иришка сильно привязалась к этой задорной семейке, и они ждали её прихода. Каждый раз бежали навстречу, трубой держа свои хвостики, тёрлись спинками о её тоненькие ножки...
Прошла ещё неделя. Девочка не на шутку забеспокоилась: её воспитанники стали проявлять объяснимую любознательность. Норовили вылезти из укрытия и рассекретить своё тайное существование. А ещё они могли упасть вниз и покалечиться. Но беда пришла – откуда не ждали.
3.
К ним в гости приехала тетя Маша со своим шестилетним сыном. Серёжка всюду совал свой нос. Задавал кучу вопросов. Иринка, всячески старалась не пускать его туда, где прятала своих любимцев. А ему жуть, как было интересно, куда это она пропадает по несколько раз на дню. Даже стал потихоньку выслеживать.
Как-то вечером, Серёжка поджидал свою порцию парного молока с пеной. Он любил, когда бабушка прямо из-под коровы надаивала ему поллитровую кружку. Аппетитно прилипая к ней своими пухлыми губами, цедил медленно, словно сквозь зубы, пока всю не опустошит. Потом ладонью вытирал белые крутые «усы». Бабушка изредка поглядывала на него и довольно приговаривала:
– Вот и молодец, Сергунчик... В молоке твоя сила и здоровье...
В дровянике, за перегородкой послышался шорох и слабое мяуканье. Мальчонка сразу смекнул, в чём дело. Он вернулся туда чуть позже, когда совсем стемнело, прихватив из печурки коробок со спичками. «Они здесь на торфяной куче. Я их найду и спрячу. Пусть поищет...», – пришёптывал он и чиркнул спичкой. Сера вспыхнула, ярко осветила закуток. Осколок стрельнул в сторону. Сережка уцепился одной рукой за жердину, забросил ногу и полез. Швыряя погасшие огарки в торфяные крыжи, он зажигал ещё и ещё, пока спички не закончились. Изрядно измазавшись, и зря потратив время, он ушёл спать.
Поздней ночью, грозное зарево огня осветило небосвод как раз в тот момент, когда молодёжь возвращалась с танцев. Соседский парень Ванька судорожно забарабанил в окно.
– Вставайте! – кричал он, – Пожар! Горите!..
Все домашние, в чем были, выскочили на улицу. Языки пламени уже прорывались наружу всё выше и выше.
– Дом спасать надо! – оценив ситуацию, призывно обратился дедушка к сбегающим со всех сторон соседям с ведрами и лопатами.
Тут же образовалась цепочка, по которой передавали воду из колодца и огромной лужи посреди улицы. Обливали стены и крышу. От нагретого шифера поднимался обжигающий пар. На Ваньке, что орудовал на сенях, сплавилась парадная нейлоновая рубашка.
Гарь, пепел, жар... Все смешалось! Уставшие и грязные люди ещё несколько часов вели борьбу со всепожирающим злом. Лёнька помог отцу выгнать обезумевшую скотину из пламени. Две коровы, телята, поросёнок были спасены. Тётя Нюра и еще две соседки ловили обгоревших кур, гусей, уток...
Испуганных детей бабушка укрыла одеялом, усадила на бревна, приказала никуда не соваться. А сама помогала остальным.
– Там же котята, – прошептала Иринка, чуть отойдя от затяжного шока, заторопилась высвободиться и бежать им на помощь.
– Какие котята? – задержал её Серёжка, – Я их там не нашёл.
– Как не нашёл? Когда ты искал? Где?
– Вечером искал... в сарае,.. когда все ложились спать... Я даже спичками светил...
В этот момент оголившиеся стропила и перекрытия рухнули, выпуская струю красных искр в ночное небо.
– Они на сеновале... были... Всё кончено... – обречённо произнесла Иришка, – Это всё... из-за тебя...
– Я не поджигал... Это не я... Оно само… Чесслово!
Мальчишка мотал головой, хлопая большущими ресницами, уставившись на происходящее виноватым взглядом. Девочка молчала. По её щекам катились крупные слезы.
– Да. Ты не поджигал,.. – выдавила она, – Но ты бросал не догоревшие спички в торф...
– Ты никому не скажешь? Ир, не говори... Ладно?.. – Серёжка жалобно застонал, – Ты сама во всём виновата... Если бы ты мне рассказала ... Я бы не искал их... Что я наделал...
– Не реви... Никто не узнает... Если ты сам не проболтаешься.
Она знала, что братишка сделал это не со зла, а по глупости. Несмышлёный ещё.
– Правда? Обещаешь?
– Клянусь! – твердо ответила она, размазывая сажу по лицу. – Только и ты помалкивай про котят.
– Хорошо… Прости меня... – опустив голову, пролепетал шалопай.
Рано утром, когда солнце уже взошло и пробивалось сквозь темные тучи и завесу дыма, бабушка на улице подоила Майку и проводила на луг. Хмурый дед ходил вокруг пепелища, забрасывал его землёй. Несколько уцелевших кур лениво клевали зерно. Индюк, нахохлившись, задумчиво моргал. Бедным птицам некуда было прятаться. Они сбивались в кучу под навесом бани.
– Иди-ка, поспи, внученька. Хватит тут колобродить, – донесся приглушенный дедушкин бас. – Дождь будет...
Несколько редких капель с шипением плюхнулись сверху.
Время словно растягивалось медовой струей и собиралось в прозрачный сосуд, где длинные минуты колечками накладывались одна на другую, образуя острый бугорок, который опускался и растворялся в общей липкой массе. Иринка увязла в ней. Она не спала всю ночь, стояла у пожарища и надеялась... Она не могла поверить, что больше никогда не увидит своих пушистиков, не прижмёт их к груди, не поцелует в холодные носики.
– Перепугалась, сердешная... Всё уже позади... – запричитала бабушка, обняла, повела в избу.
Иришка, сражённая внезапным горем, не сопротивлялась. Пребывала в инертном состоянии. Позволила себя умыть из рукомойника и уложить. Постель показалась необычайно мягкой и тёплой. Сквозь окна мигнула и погасла пронизывающая волна света. По палисаднику пронёсся порыв ветра. Совсем рядом прокатисто загрохотал гром. Холодная дрожь пробежала от кончиков пальцев и затаилась где-то в груди колючей болью. Стало темно. После небольшого затишья, резко хлынул дождь. Лежа на самом краешке кровати, Иришка хотела повернуться набок к стенке, свернуться калачиком, как она всегда делала, и согреться. Одеяло сползло с высокой пуховой подушки. О, Боже!.. Рядом, вытянувшись, лежала кошка Настя. Котята разноцветными клочками примостились у её живота, тихонько затаились. Взглядом пересчитала: Непоседа, Задира, Снежинка, Дымка, Принцесса… А где же Пушок? Ах, вот и он! Девочка не шевелилась. Прикрыла рот ладошкой, и беззвучно заплакала – уже от радости. Она боялась спугнуть этот самый счастливый момент в её маленькой жизни.
«Когда?.. Как?.. Кто их спас?» – спрашивала она себя и, не найдя ответа, крепко уснула.
4.
Несколько дней, несмотря на ливень, ещё дымились головешки и пахло гарью. Сгорел сарай с набитым доверху сеном, дровяник с заготовленными на зиму сухими поленьями и торфом. Погибла кое-какая живность и много всякого добра, что хранилось в пристройках. Жизнь разделилась на периоды: до и после... Дом удалось отстоять. Всем миром навалились. В деревне хуже нет беды, чем пожар. Не приведи Господь, остаться без крова! Значит, мыкаться по чужим углам или в тесноте ютиться у родных, пока не отстроиться новое жильё.
Как могло случиться такое? Разные предположения строили сельчане на этот счёт. Но сошлись на одном: произошло короткое замыкание. Только Лёньку эта версия не устраивала. Он подозревал Иришку. И непременно хотел выяснить правду.
На ловца и зверь бежит!
– Ты куда? – спросил он, увидев племянницу со свертком в руке, – Что там у тебя?
– Это я котятам… Собрала со стола.
– А разве они живы? – удивился он.
– Да. Их кошка перетащила в дом на нашу с бабулей койку. Как раз перед самым пожаром… Тетя Маша мне после рассказала. Она видела, как Настя в зубах что-то носила. Ей подумалось, что мышь поймала. Ты же знаешь, она не довидит. Я ей не рассказала про нашу тайну, ты не думай… Я их перепрятала... Теперь они в заброшенном доме живут. Совсем большие стали… – почти скороговоркой проговорила племянница.
– Ах, вот оно что! А кто пожар учинил? Не ты ли, когда на чердак лазала?
От прямого Лёнькиного взгляда в её лучистые глаза – растерялась, потупила взор.
– Нет… Не я…
– А кто? Говори...
– Я не знаю…
– А почему в глаза не смотришь?
– Я, правда, не знаю…
– Ладно. Иди...
Ясно было одно: она что-то скрывает. Он знал Иришку с детства и если что, то пошёл бы с ней в разведку. Такой уж у неё надежный и твердый характер был. Себя выгораживать не станет и другого не выдаст. Но как узнать, кто устроил поджог?
Однажды поздним вечером, дети со взрослыми сидели на веранде и по кругу рассказывали всякие истории. Смеялись. Очередь дошла до тёти Маши.
– Лёнь, а помнишь, тебе лет шесть было, прям, как моему,.. как ты чуть кабана живьём не зажарил? – спросила она.
Ничего я не помню, – засмущался тот.
– За то я хорошо помню. Осенью это было. Сентябрь, по-моему... Картошку уже выкопали. Но ещё тепло... Я мыла пол в прихожей. Ты забегаешь, хватаешь стакан воды и – на улицу. Я следом. Ты плачешь, не пускаешь меня… Закрыл дверь снаружи и держишь…
– Я боялся, что ты увидишь, как солома горит. И всем расскажешь, что это я сделал. А вода нужна была, чтобы пожар тушить,.. – вмешался Лёнька.
– Полстакана?! – рассмеялась старшая сестра.
– Мне бы хватило! Я же не знал, что пока с тобой «воевать» буду, пламя выше меня станет!
Дети слушали и посматривали друг на друга искоса. Помалкивали. Им давно хотелось сознаться во всем. Слишком давила нечаянная ложь.
– Лёнь, вот уже, сколько лет прошло, может, поведаешь нам правду. А?
– Да, что рассказывать? Стянул я тогда у отца спички и папиросы... Пап, ты извини... И пошёл за задний двор. Очень хотелось попробовать. Спрятаться было негде. Недалеко от сарая лежала солома, в которой закопался боров. Он мирно спал и похрюкивал. Я присел рядышком. Прикурил. Глубоко вдохнул, как ребята учили… От горького дыма горло перехватило, слёзы градом… Я стал кашлять. Цигарку уронил. Не прошло и минуты, как солома вспыхнула. Я бегом домой за водой. А тут ты…
– Я так и знала! – воскликнула тётя Маша, – не зря мы тебя «пожарником» прозвали, – если бы не сосед дядя Саша, то гореть бы нам тогда… Слава богу проходил мимо…
– Значит, не угодно было Богу, чтобы мы погорельцами стали, – со вздохом заключила бабушка. – Пожалел тогда... как и в этот раз. Наверное, за то, что честно живем, не воруем, не обманываем… Бог, он всё видит...
Тут Серёжка не стерпел, жидок был на расправу, подметил как-то Лёнька, и одним махом выпалил:
– Это я сарай подпалил, когда котят искал, что Иришка прятала...
Он резко замолчал. Сорванец сам испугался своих слов. Теперь-то точно не избежать строгого наказания. Он жалобно шмыгнул носом, вытер рукавом слезу раскаяния. Ещё одну, ещё…
Наступила полная тишина. Никто не ожидал такого поворота событий. Паузу замешательства нарушил дед спокойным и ровным голосом:
– Конечно, внучёк, ты заслуживаешь хорошей порки за то, что учинил… Но «повинную голову меч не сечёт», говорят в народе. А вот за то, что выдал чужую тайну, чтобы себя выгородить, это уже предательство. Ну, что скажешь, Иришка?
Она не проронила ни слова.
– Тогда послушай меня. Ты спасла чужих котят... Не просто подбросила кошке, а ходила за ними.. Этот поступок достоин похвалы. Скоро тебе уезжать... Что станется с ними?
– Двоих уже забирают... – оживилась внучка, – У бабы Дуни кот пропал и у тёти Зины кошку задавили… И остальных не брошу.
– Это хорошо, что побеспокоилась... А ты, – взглянул он на Лёньку, – собираешься принять участие в этом? Откапывать сумел, сумей теперь ответ держать. Втроём, думается мне, вы быстрее управитесь.
– А что, я отказываюсь разве? – тихо ответил сын.
– И я... Завтра пройдём по деревне и всех пристроим. Да, Ирин? – бойко отрапортовал внук.
– Не абы куда... А в добрые руки! – поправил его дед, – котята выросли в любви и заботе. Если окажутся у злых хозяев, пропадут. Они же не могут за себя постоять... Не то, что человек.
***
Быстро промелькнула летняя пора. Рыжие осенние дожди сменила стужа. Весенняя оттепель принесла новые ростки надежды. Жизнь не стояла на месте. Многое позабылось.
«Как разумно устроен мир! Всё в нём имеет своё место и значимость. Казалось бы, нелепая цепочка случайностей... А тоже подчинена непреклонным законам развития, – размышляла Ирина, глядя на ливневые потоки, – Одно вытекает из другого. События идут своим чередом. Кто-то ломается под тяжестью испытаний, кто-то закаляется... Но всегда есть надежда и возможность изменить ситуацию к лучшему. Всё поправимо, кроме смерти. Если только человек сам желает этих изменений, сам стремится к счастью.
Вот Серёга постоянно выбирал лёгкие пути, «куда кривая выведет». Дважды женился, бросил троих детей, на одной работе больше полугода не задерживается… Всё ищет себя. Почему-то все кругом у него виноватые, а он такой способный, умный, да только невезучий. Так и катится уверенно по наклонной, спиваясь.
Соседского Ваньки давно нет. Погиб при исполнении… Геройский парень был. Вспыхнул и сгорел. Сын у него растёт. Точная копия.
У Лёньки всегда проявлялась тяга к рисованию. Ещё в школе первые места занимал в конкурсах. Сумел-таки на втором курсе техникума поступить в художественную школу. Через год – в «репинку»... Завидная у него сила воли! Он обязательно станет известным художником. Я верю в него.
А я? Не знаю, как сложилось бы у меня, если б не сын, не любимая работа. А ещё деревня, где до сих пор стоит покосившийся домик, в котором меня всегда ждут. Жаль, что бываю там редко».